Лунные лилии
Автор: O_Ossus totalus
Бета: Птица Элис (miss_Alice)
Фандом: Гарри Поттер
Пейринг: Северус Снейп/Лили Эванс
Северус Снейп/Луна Лавгуд
Рейтинг: R
Жанр: немагическая AU
Размер: миди
Статус: закончен
Саммари
Ароматом лилий южных
Влажная земля полна -
Сон меня в объятьях кружит
И целует в лоб луна.
На костре сгораю снова,
Прикасаясь к волосам -
Ты рисуешь электроны
И летаешь по ночам.
Плачет бледно-серой краской
Кисть на старое окно.
Ты выдумываешь сказки -
Мне в них верить не дано.
Я боюсь тебе присниться:
Ничего не говори.
Птицы, мы с тобою - птицы,
Десять крыльев на троих.
От автора: Возрасты героев не соответствуют канону: Северусу примерно 35-36, Луне 18, Лили около 21.
видео к фанфику www.youtube.com/watch?v=mBanrB3PL9I&feature=you...
Глава 11читать дальшеЛили заявляется рано утром — я как раз собираюсь на работу. Она проскальзывает в гостиную и сворачивается на диване в клубочек, грея под пледом озябшие ноги и ладони.
— Опять дежурила под окнами? — угадываю я. — Еще не вернулся из Вегаса?
— Вернулся, — мрачно говорит Лили, пряча глаза. — Но дверь так и не открыл. Сидел за компьютером, пока я в окно билась — там занавески прозрачные, я видела все.
— А родители?
— Видимо, уехали.
Я вижу, что Лили еле цедит слова — бледная до синевы, слабая. Даю ей воды в кружке — роняет, не удержав ватными пальцами.
— Плохо? — я заставляю ее приподнять голову и пристально всматриваюсь в странно суженные зрачки. — Что пила?
— Энергетик хлестала, — признается Лили. — Иначе бы уснула прямо на пороге.
— Дура, — беззлобно бросаю я и поднимаюсь в свою спальню.
Вот она — маленькая коробочка с ампулами, присланная ночью курьером Люциуса. Сыворотка, которая поможет Лили выносить малыша. Стоит, конечно, дорого, несравнимо с моей зарплатой, но не настолько, чтобы Люциус отказался помочь. Правда, выслушав мою просьбу, он почему-то несколько раз называл меня идиотом и все время норовил прикрыть глаза ладонью.
Одно плохо — сыворотка действует слабее с каждой неделей, и что с этим делать, я не знаю.
Лили сама быстро накручивает на руку жгут и делает себе укол так профессионально и легко, что я, не выдержав, прищуриваюсь:
— Где научилась?
Смотрит на меня вопросительно, потом фыркает, поняв:
— Да не кололась я никогда! Просто у меня вены хорошие, с закрытыми глазами попадешь. Вот, посмотри.
Да незачем мне смотреть, я еще не забыл белую кожу с голубыми венками под ней. Когда-то я так любил целовать ее запястья, а теперь...
Уже не любовь и даже не омерзение — не знаю, как назвать. Равнодушие, усталость. Скорее бы родила и пропала из моей жизни, не травила бы душу.
— Это точно его ребенок? — тихо спрашиваю я, чтобы перестраховаться.
Молчит. Сейчас скажет, что пошутила, что это мой ребенок растет под ее сердцем — и как докажешь? Я не смогу ее принять обратно, только не после предательства. Да и Луна... Девочка любит меня. Как она мягко, рассеянно улыбалась, держа меня за руку вчера...
— Точно, — помолчав, говорит Лили. — У нас с тобой не получалось целый год, а от Джеймса я беременею, как кошка.
— Что? — срываюсь я. — Так первый ребенок...
— Тоже от него. Правда, тогда я пошла на поводу его родителей и все-таки сделала аборт...
Пустая кружка летит в стену, взрываясь осколками. Твою мать! Я должен был догадаться, должен был! Вот мразь, вот мразь — второй раз уже от своей крови отказывается, ублюдок! И Лили хороша, ой, хороша, прибил бы, да только права теперь не имею, я ей не муж, не любовник и не строгий папенька. Правильно она домой ехать боится, на месте родителей я бы ей устроил...
— Что-то разбилось? — слышу я сонный голос, и в гостиную входит Луна.
Проигнорировав сжавшуюся в комочек от страха Лили, Луна рассеянно улыбается мне и принимается собирать осколки. Ярость постепенно отпускает меня, и приходит стыд. Так взбелениться, как подросток... Прав был Люциус, когда называл меня идиотом. Ой, прав...
— Северус, скоро семь, — напоминает мне Луна, выбросив остатки кружки. — Ты не опоздаешь?
Бросаю быстрый взгляд на часы — черт! И правда опаздываю.
— Иди в машину, — киваю я Лили. — Устроим твоему красавчику очную ставку. И пусть только попробует потом не прийти на занятия, я ему устрою концлагерь...
* * *
На химию, конечно, Поттер сунуться не решается. Только ближе к концу занятий я вижу его в толпе у кабинета Синистры, хохочущего со своим идиотом-дружком Блэком, и кидаюсь будить уснувшую прямо на столе в лаборантской Лили. Из-за угла слежу, как она, нацепив искусственную улыбку, расталкивает локтями студентов, вцепляется в локоть Джеймса и утаскивает его к туалетам. Что ж, стыковка состоялась. А мы послушаем, послушаем. Начнется скандал, хоть вмешаюсь — нечего девчонке позориться на весь институт.
Лили затаскивает Джеймса в мужской туалет одновременно со звонком — и славно, нечего им выяснять отношения у всех на виду. Я приникаю к двери, как вор. Хорошо, что некому сейчас увидеть, как солидный профессор подслушивает под дверью туалета, точно подросток.
— Ну, привет, родной, — шипит Лили.
Ой, знаю я этот тон. Берегись, Джеймс Поттер, отольются кошке мышкины слезки: сейчас тебя разберут на запчасти и искупают в толчке. Я еще помню этот позор — в школе доставалось. С волос тогда капало, пачкая рубашку, а я еле сдерживал злые слезы, но сидел на уроке — строгая учительница не разрешила уйти домой накануне контрольной. Мальсибер тогда был на высоте, да...
— Ну, привет, родная.
Сколько же наглости в голосе, сколько самоуверенного самолюбия! Кажется, он ничего не боится, и это нехорошо.
— Какого х..я ты дверь не открываешь? — взрывается Лили, а я морщусь, услышав бранное слово. — Я всю ночь к тебе ломилась!
— Я не слышал, — спокойно отвечает Джеймс.
— Так не слышал, что специально шторы задернул?
— Тебе что надо от меня, бешеная? Убери когти свои от меня!
Ага, значит, Лили все же попыталась вцепиться любовничку в лицо. Хорошо, а то я боялся, что она станет умолять и плакать. Впрочем, умолять Лили никогда не любила. Тот момент с обниманием моих ног не в счет, это от отчаяния.
— Ты долго бегать от меня собрался, мразина?
— Мои родители дали тебе денег на аборт. Вопрос решен, — хладнокровно отбривает Поттер.
— Нет, не решен.
— Что тянешь? Сбегала бы по-быстрому...
— Как в прошлый раз, когда ты меня за ручку к живодеру отвел? — слышу звук пощечины. — Мразь. Я не собираюсь делать аборт.
— Тогда верни деньги, дура, — меняет тон Джеймс. — Думаешь доить меня до конца жизни? Не выйдет, кишка тонка.
— Я сделаю генетическую экспертизу. Тебя заставят платить алименты.
— Х..р тебе! — испуганный вскрик Лили чуть не заставляет меня выдать себя. — У меня лучший адвокат в городе, твою экспертизу ни за что не признают! Да это вообще не мое! Трахалась со своим уродом носатым, вот и залетела — все знают, что ты с ним спала, весь институт!
— Так это ты слухи распускал, — догадывается Лили. — А я думаю, почему все девки языками машут по сторонам! Ну и ублюдок же ты.
— А что ты хотела? Глаза твои видели, что брали. Все, мне на пару пора, отвали. Езжай к своему носатому и проси принять обратно, он вокруг тебя и станцует, и колыбельную споет.
— Северус не простит меня и будет прав, — шипит Лили. — И он знает, что я его не люблю.
— Зато он тебя обожает, — фыркает Джеймс. — Вот увидишь, еще и детеныша усыновит.
Опять звук пощечины. Да ты разошлась, девочка!
— Это ТВОЙ ребенок! — почти не заботясь о конспирации, кричит Лили. — Твой сын или дочь! Боже, Джеймс, будь человеком хоть раз в жизни, я хочу этого малыша!
— Ты хочешь, ты и рожай!
Я едва успеваю увернуться от распахнувшейся двери и спрятаться за угол. Поттер вылетает из туалета — на его щеке наливается краснотой отпечаток пятерни. Лили не выходит. Чуть подождав, проскальзываю внутрь.
Скорчившись под рукомойниками, Лили плачет на грязном полу, даже не поднимает на меня глаз, просто отворачивается, давя рыдания. Черт, зря я им встречу устроил, от стресса еще плохо станет...
— Я вызову тебе такси, — помолчав, говорю я. — Езжай домой. Луна позаботится о тебе, и я скоро вернусь.
Не отвечает. А я не могу видеть ее слезы. Даже сейчас.
* * *
Поттер ждет меня около кабинета после занятий — я как раз собираюсь уходить. Ждет, облокотившись на стену, жует жвачку. Кулак сжимается сам.
— Добрый день, сэр, — вежливо начинает он.
— Добрый ли? Что вам нужно, мистер Поттер?
Гаденыш, место правильно выбрал — как раз под камерой стоим. Нахамлю или трону хоть пальцем — вылечу с работы вмиг. И не оправдаться — он учащийся, а значит, прав изначально.
— У меня есть к вам деловое предложение, — с места в карьер начинает подонок. — Вы забираете к себе Эванс с ребенком, а я плачу вам раз в месяц тысячу долларов на их содержание.
От такой откровенной наглости я чуть не роняю ключ от кабинета.
— Позвольте поинтересоваться, вам-то это зачем?
— Лили все равно, с кем трахаться, а мне дети не нужны. жили же как-то год, и еще проживете. Может, потом на нее клюнет кто поглупее, хотя кому она нужна, с довеском-то? Да бросьте, вы сами все понимаете. Ну, по рукам?
Вместо ответа я выбрасываю вперед кулак с зажатым в ней ключом.
Когда меня скручивает прибежавший охранник, смазливым Поттера назвать сложно: разбитый нос и порванная ключом щека шарма не добавляют. Сам не знаю, почему я так сорвался, по старой памяти, наверное. И пусть Лили сейчас не моя, и больше моей не станет — она женщина. А женщины святы.
Под окнами института уже ждет полицейская машина. Сейчас в участок, протокол оформлять. Черт. Забыл телефон в кабинете. Придется позориться.
— Драко! — кричу я во все горло: у мальчишки должен быть факультатив у Синистры. — Малфой! Драко!!!
Слава богу, высовывается из окна, и я с неудовольствием замечаю рядом еще пять прилипших к стеклу носов.
— Чего? — жизнерадостно отзывается белобрысый мальчишка.
— Отцу позвони! — сопротивляясь полицаю, запихивающему меня в машину, кричу я. — Напомни про двадцатое августа! Он знает!
— Да лезь уже, — ворчит лейтенант.
Люциусу удается отбить меня у полиции только к вечеру. Он лично заявляется в обезьянник, чтобы удостовериться, что из меня никто не выбивал показания силой. Я с трудом поднимаюсь с жестких нар навстречу.
— Вы что с ним сделали? — взвивается друг, в ярости сверкая глазами. — Он же еле ходит!
— Люциус, успокойся, я просто устал и замерз.
В обезьяннике и правда очень холодно. Сейчас бы кипяточку, и спать, спать... Глаза сами закрываются.
— Тебя кололи чем-то? — не успокаивается Люциус. — Северус, реагируй, твою мать!
— Я устал, не жрал весь день и хочу в туалет! — рявкаю я. — Просто забери меня отсюда!
Стараясь не шататься, выскальзываю из клетушки, опираясь на стену.
— Я пришлю адвоката завтра, — хладнокровно бросает полицейским Люциус, помогая мне отлепиться от стены.
Усаживает в такси, сует в руки пирожок с яблоками и фляжку с чаем.
— Ты мой спаситель, — искренне говорю я с набитым ртом.
— Фотографии, — стиснув зубы, напоминает друг.
Мы заезжаем в банк, где я извлекаю на свет последний мой компромат на сиятельного друга: фото, на котором Люциус голый, в ошейнике с шипами, бесстыдно откляченной испещренной розовыми полосами задницей и совершенно шалыми глазами. Оглядываясь, Люциус рвет снимки и ломает пополам диск с видеозаписью. Ее я тоже видел — потом три дня не мог отойти. Сексуальный, как дьявол, похожий на волка в гон, мужчина вытворял с Люциусом, всегда гордым и холодным, как айсберг, такое, о чем я и помыслить не мог. Оказалось, мой прекрасный друг — мазохист, с отчаяния пошедший налево. Нежная и любящая жена уж точно не стала бы его так пороть.
— Ну, ты и сволочь, Северус, — без особой злости говорит Люциус, трясущимися руками извлекая сигареты. — Курить будешь? Да бери, бери, сейчас можно. Черт, откуда ты взял фотографии?
— Следить за цифровиком надо, — усмехаюсь я. — Мы, дети улицы, своей возможности не упустим. Ты так очаровательно стонал, что я не мог не припрятать запись.
— Кто еще знает про меня и Скабиора?
— Никто. Я же шантажировать тебя собирался, а не позорить.
— Гад ты, дорогой друг. Черт. Слава Богу, что никто не знает, а главное, чтобы Нарцисса не спалила.
— Боишься, что дорвется? — подкалываю я.
— Не дай Бог! — передергивается Люциус. — Чтоб и эта с катушек съехала? У меня и так ее сестричка на шее висит. И братец-остолоп.
— Так это ты подкармливаешь Блэка? — я ломаю сигарету. — Черт, забудь. Мне надо домой, девчонки мои, наверное, уже переругались, Лили же пять минут на месте спокойно усидеть не может.
— Не завидую я тебе, Северус, — Люциус последний раз затягивается и выбрасывает окурок. — Две бабы на одного тебя — не многовато? Вот так и становятся геями...
Домой я приезжаю совсем поздно. Уже темно, светится только одно окно — значит, Лили ушла. Я в самом страшном сне не представлю, чтобы Лили и Луна спокойно сидели в одной комнате — Луна-то тихая, а вот Лили только дай повод...
— Северус! — мне на шею кто-то кидается, едва не сбивая с ног.Луна плачет, стискивая меня все крепче: — Я испугалась, я так испугалась!
Целует мое помятое лицо, огромный, не раз поломанный нос, уставшие за день глаза, и вдруг касается губ. Пугается, отдергивается, но не отпускает. И я не отпускаю. И не отпущу.
— Северус...
Успокаивающе запускаю пятерню в распущенные светлые волосы, и тогда Луна смелеет — снова клюет меня в щеку, а потом, помедлив, касается губ. Уже нарочно.
Она засыпает на моей груди, счастливо вздыхая, а я разглядываю потолок, ругаю себя и отчаянно хочу курить.
Глава 12
читать дальше— Ты же понимаешь, что если я оставлю тебя, мне голову снесут, — оправдывается мистер Муди, не поднимая ладони с еще не подписанного мной заявления.
Я застывшим взглядом смотрю сквозь него. Все аргументы проходят мимо — да, избил студента, да, неадекватен и социально опасен, да... И Муди, и я понимаем, что дело мое шито белыми нитками, но попробуй объяснить это журналистам и ломящимся с утра в двери мамочкам! За мимолетное удовольствие разбить наглую морду Поттера приходится платить самым дорогим...
— Я подпишу, — голос звучит сорванно, будто я кричал всю ночь.
Чувствую себя потерявшимся щенком — куда теперь? Ко мне, даже как к репетитору, не пойдет никто — "избил ребенка", "да сажать таких надо", "оборотень с пробирками"... Как меня только не называли мамаши, столпившиеся у дверей, пока я пробирался внутрь, стиснув зубы и работая локтями. Поттер с заклеенным специальным пластырем носом и с зашитой щекой был там же: его наглые глаза просто-таки светились счастьем. Ведь своей подставой с Лили он того и добирался — опозорить меня, да так, чтобы я сам, добровольно, отказался преподавать.
— Северус, мне жаль с тобой расставаться. Ты хороший преподаватель, но понимаешь, совет попечителей оберет институт до нитки...
— Я все понимаю, мистер Муди, — спокойно и несколько бесцветно говорю я.
— Я мог бы помочь тебе найти новую работу, — не унимается тот. — Где-нибудь под Лондоном... Сам понимаешь, Поттеры бессовестно богаты, я просто не смогу закрыть глаза...
Резким движением, едва не порвав, дергаю заявление к себе, ставлю, наконец, размашистую завитушку внизу и выхожу, забыв на жестком стуле уже не нужный халат.
Люциус ждет меня в машине — на этот раз друг сам сел за руль, не доверяя вышколенному водителю: все же лишние уши. Он предлагает мне сигарету — я отказываюсь с трудом. Не хватало мне впасть в зависимость от никотина.
— Уволил все-таки?
— Я сам ушел, — немного резко отзываюсь я. — Сопляк провоцировал меня специально... Я идиот, я же видел камеры!
— Надо было его еще в туалете по стенке размазать, — "сочувствует" Люциус с непередаваемым выражением лица.
— Нет, не надо , — подумав, вздыхаю я. — Тогда я был бы зверски убит мистером Филчем за грязный кафель.
* * *
Едва войдя домой, я понимаю, что что-то не так — замираю на пороге, пытаясь поймать ускользающую мысль, предчувствие чего-то нехорошего, неправильного... На первый взгляд все вокруг как всегда, но все же что-то неуловимо изменилось...
Луна!Где Луна? Она же всегда встречала меня, каким-то шестым чувством угадывая мой приход. Она ласково улыбалась, принимая из моих рук пальто, и стеснительно краснела, когда ее пальцы нечаянно скользили по моим рукам...
Ушла. Она от меня ушла.
Я даже не закрываю за собой дверь, стоя в проеме беспомощно и жалко. Не думал, что так среагирую. Я привязался к ней, я... Черт, я ощущаю себя ребенком, которому только что сообщили, что Санты не существует. Обманутым ребенком, не понимающим, как жить дальше. И вроде ничего не изменилось, и мир не рухнул, только почему-то замираешь на месте, не в состоянии пошевелиться...
— Северус! — с лестницы скатывается Лили, повеселевшая и солнечно-рыжая.
Я почти с ненавистью смотрю на нее. Знал же, что не стоит оставлять их вместе! Тихая, мирная Луна не смогла противостоять яду Лили — а как та прикидывалась хорошей, раскаявшейся, рыжая ведьма! Не выдержала девочка мою бывшую, сбежала, и правильно сделала — это не дом, а психбольница.
— Где Луна? — очень тихо и невероятно грозно спрашиваю я, пытаясь не раздавить ручку двери, стиснутую в ладони. — Что ты ей такого наговорила, что бедная девочка сбежала?
— Твоя бедная девочка наверху, — фыркает Лили, заметно расслабившись, — тебя ждет. Пойдем быстрее, у нас для тебя сюрприз.
Ох, не люблю я сюрпризы, да и тон Лили ничего хорошего не предвещает, однако я покорно поднимаюсь наверх, открываю дверь..
Мне навстречу с крутящегося стула поднимается незнакомая девушка. Я давлюсь вопросом, который так и не успеваю задать, узнавая Луну. Узнавая и не узнавая: длинные светлые волосы распущены и тщательно причесаны, буквально уложены волосок к волоску, отчего кажется, что они светятся. Локоны у Луны такие длинные, что спускаются почти до бедер. Вместо нежно любимых Луной вышитых сарафанов сейчас на ней дерзкое, очень откровенное платье, едва прикрывающее грудь и бедра, облегающее, как вторая кожа. Я узнаю безвкусный наряд — любимое платье Лили. На стройных ножках Луны красуются уродливые босоножки, состоящие из гвоздя-каблука и нескольких ремешков. Я медленно поднимаюсь взглядом обратно к лицу — вижу, как Луна густо краснеет под слоем пудры и замечаю, как она пытается незаметно проверить, все ли нужное прикрывает подол.
— Красота! — озвучивает свое мнение Лили. — Сейчас еще лохмы подровняем, и хоть на обложку!
С этими словами Лили хватается за ножницы.
— Если хоть один локон упадет с ее головы, я побрею тебя налысо! — предупреждаю я, пытаясь не сорваться.
Хочется кинуться к постели, сорвать с нее плед и завернуть в него Луну, и не смотреть — не обжигать глаза.
— Да ладно, длинные волосы сейчас не в моде, — пожимает плечами Лили.
— Я предупредил — побрею налысо. Положи ножницы.
— Северус...
— Я сказал — положи!
На письменном столе угрожающе звякает бокал с карандашами. Лили опускает туда ножницы и протестующе складывает руки на груди:
— Неблагодарный, мы так старались...
— Луна, солнышко, — невероятно терпеливо говорю я, — переоденься в свое, умоляю. И умойся, пожалуйста, а мы с Лили пока поговорим немного.
Луна робко кивает и скрывается в ванной. Подождав, пока зашумит вода, я хватаю Лили за руку:
— Ты совсем с катушек съехала? Что за спектакль? Во что ты ее нарядила?
— В модную, современную одежду, — фыркает Лили. — Отпусти, мне больно, между прочим.
— Да я тебя прибью сейчас! Кто тебе разрешал?
— Мать-природа, когда создавала ее, — вырывается Лили. — Ты глаза-то раскрой, вроде со зрением порядок пока. Она выглядит, как деревня.
— Это ты тут деревня! Со своими блестками и каблуками! А Луна — приличная, скромная девочка, и мне нравятся — слышишь? — ее сарафаны и стоптанные шлепки! Не смей превращать Луну в себя!!!
— Вот оно что! — вдруг ядовито улыбается Лили. — Северус, ты реши сначала, кто тебе нужен — женщина или дочь.
От неожиданности я довольно мирно интересуюсь:
— С какой стати "дочь"?
— А с такой! Ты относишься к ней, как к малышке глупенькой, а Лавгуд, между прочим, уже скоро девятнадцать и она любит тебя явно не как маленькая девочка. У вас было уже?
— А тебе не кажется, что ты не имеешь права задавать подобные вопросы? — возмущаюсь я, некстати вспомнив, как доверчиво Луна заснула у меня на плече после того, как мы час или около того целовались.
— Не было, значит, — Лили закидывает ногу на ногу. — Да не бесись, я же знаю, ты с женщины будешь пылинки сдувать и в зубах, как котенка, носить, пока тебя перед фактом не поставят и в постель не затащат. Так и будете плясать кругами — она скромница, и тебе вроде целибат не мешает, ты ж у нас высоких материй человек.
— Знаешь, я уж как-нибудь сам решу...
— Со мной ты тоже сам решал, пока я тебя в кабинете химии к стенке не приперла.
Я не знаю, как реагировать на ее слова. Ведь права, ведьма, права! Я и пальцем Луну не трону, я на нее дышать боюсь лишний раз, она же такая хрупкая, тоненькая, фарфоровая...
— Спектакль зачем устроила?
— Да проверить тебя, — позевывает Лили. — Не смотри на меня так. Это хорошо, что ты психовать начал, а не кинулся на нее и в постель не затащил, а то я решила бы, что все мужики одинаковые, на длину юбки падкие. Значит, такой, как Джеймс, Лавгуд не грозит, я правильно понимаю?
— Он ей бы не грозил, даже не будь она моей, уж я бы проследил.
— А она твоя? А ты ей об этом говорил? — обезоруживает меня Лили, накручивая на палец локон. — Лавгуд даже не понимает, кто она тебе. Она с твоей фоткой спит, дубина, из того, черно-белого, альбома. Ладно, пойду я, не буду глаза мозолить. Мэри обещала помочь с квартирой на первое время, парень у нее риэлтор, может, обломится угол...
— Стой, — останавливаю я Лили на самом пороге. — Тебе это зачем хоть? Тебя же Луна раздражала всегда.
— Надо же проверить, в чьи руки я тебя отдаю, — фыркает Лили, поведя плечом. — А то попалась бы тебе такая, как я, лгунья и шлюха, ты б на своих космах повесился бы на третий день.
— Космах???
— Кстати, не смей стричься. Она до безумия влюблена в твои волосы, — говорит Лили и закрывает дверь, оставляя меня разбитым и растерянным.
* * *
Я выжидаю довольно долгое время, прежде чем осторожно поскрестись в дверь ванной. Шум текущей воды не стихал ни на секунду, но больше оттуда не доносилось ни звука: ни плеска, ни звяканья флаконов с шампунем. Из всего этого я делаю вывод, что Луна там отнюдь не банными процедурами занимается.
Была бы на ее месте Лили, и не будь я уже хорошо и горько научен, я бы уже ломал дверь. Но почему-то в благоразумие Луны я верю больше, чем в то, что при взаимодействии кислоты и щелочи неизбежно получается вода. Хорошо, что дверь ванной у меня с секретом. Закрывается она туговато, но стоит приподнять ее снаружи за ручку, как защелка слабеет и раскрывается сама. Вот уж удружил пьяный папаша, пытаясь вытащить меня из моего убежища: пытаясь отбить потом замок молотком, он его не столько повредил, сколько ослабил петли. Что ж...
Я приподнимаю дверь и дожидаюсь тихого щелчка изнутри.
— Луна...
Я бессильно опускаюсь рядом с девочкой: ну, как же ты... Сидит на холодном полу, подобрала свои бесконечные ноги под себя и спит. На лице — следы долгой тихой истерики: припухшие веки, обкусанные губы. Несколько ногтей на тонких пальцах сломаны — пыталась содрать с себя безумные босоножки, но не преуспела. Так и заснула...
Луна почти ничего не весит. Мне не составляет никакого труда осторожно подвести руки под ее спину и колени, и поднять, прижимая к себе. Луна доверчиво спит, не проснувшись, даже когда я случайно налетаю спиной на угол и чуть не роняю свою прекрасную ношу. Ох, черт, моя поясница... Надо было физкультурой заниматься, упражнения всякие там, отжимания, а не книжки умные читать.
Осторожно сгружаю Луну на кровать. Спит, наплакавшись, даже веки не дрогнули. Хорошо бы раздеть ее... Хотя зачем, пусть спит так. Ноги-то какие, бесконечные ноги. Лили все-таки добилась своего — ненормально короткое обтягивающее платье заставило меня обратить внимание на ноги Луны. Тонкие щиколотки, маленькие ступни... Дурацкие босоножки... Ну, с ними я справлюсь.
Я успеваю расстегнуть только одну хитроумную застежку, когда потревоженная Луна все-таки просыпается. Дергает, испугавшись, ступней — я шиплю, не успев отшатнуться. Острый каблук задевает меня по щеке.
— Прости-прости-прости! — она в панике кидается мне на шею. — Северус, посмотри на меня! Глаз цел? Больно?
Прохладные пальцы касаются моей скулы, а я едва сдерживаю смех: из-за царапины паникует, а видела бы Луна, как Макнейр ломал мне нос кирпичом... Впрочем, я в долгу тоже не остался, так цапнул его за руку, что тот потом месяц писать не мог. Или притворялся? Кто теперь знает — позже Макнейр по пьяни попытался ограбить ларек, сработала сигнализация, приехал наряд... Собственно, полисмены и решили его судьбу: нечего было выхватывать нож. Одна пуля попала в грудь. До больницы его не довезли.
— У медведки заболи, у проволочника заболи, у зеленой тли два раза заболи... — бормочет Луна, легко-легко касаясь моей "раны" губами.
Я успеваю только поднять взгляд — мои удивленные черные напротив ее испуганных серых. Опять застыла, дышит едва. Хотя нет... Улыбается... Самым уголком губ улыбается.
Луна осторожно поднимает руку и, не совсем веря, что я разрешаю, запускает пальцы мне в волосы, прикрывая глаза от удовольствия.
— Мягкие...
— Грязные и сальные, — не остаюсь я в долгу.
А вот ее волосы и вправду мягкие. Не знаю, что сделала с ними Лили, но, кажется, надо было ей спасибо сказать, а не орать трехэтажным. Будто жидкое серебро перетекает между пальцами — нигде не зацепится. Северус, вставай. Северус, тебя не хватит надолго. Имей совесть, старый похотливый козел. Луна совсем ребенок...
"Ей почти девятнадцать, — некстати звучит в голове голос Лили. — Ты реши сначала, кто тебе нужен — женщина или дочь".
Луна мне явно не дочь. Я же не мистер Лавгуд, в цветах совсем не разбираюсь...
— А у тебя тут шрамик маленький, — шепчет Луна, остановив движение пальцев в моих волосах. — Круглый.
— Я уже и не помню, откуда он. В школе, наверное, зацепился.
— Болит?
Наивная, святая простота. Через двадцать лет — конечно, ужасно болит... Северус, вставай, беги, беги отсюда, ты же ее испортишь...
— Уже нет, — шепчу я, смыкая руки в мертвой хватке на талии Луны и опрокидывая ее на кровать.
Поздно метаться.
Глава 13
читать дальшеЭта весна, в отличие от предыдущих тридцати четырех, особенная.
Во-первых, у нас зацвела груша. Не знаю, что сделала с ней Луна, но груша зацвела. Конечно, не тот засохший ствол — его пришлось спилить, — а нежная, пробивающаяся откуда-то из-под пня, веточка. Но все равно это было чудом.
Став женщиной, расцвела и сама Луна. И столько было в ней мудрости женской, спокойствия, домашнего тепла, что к апрелю я уже не понимал, как жил раньше без нее. И уже не мог представить нас порознь: небо должно быть голубым, трава — зеленой, вода — мокрой, а Луна должна быть моей. Она должна каждый вечер засыпать на моих коленях, пока я вожусь с планами и контрольными с новой работы — Люциус добился, чтобы меня приняли в школу: обучать шестиклассников азам было приятно, ведь они смотрели на меня, профессора, как на великого волшебника. Луна должна возиться со своими бесконечными луковицами, отростками, стебельками и пестовать ту кривую гадость в заросшем крапивой углу сада, на которую мне и дышать-то строжайше запрещено. Луна должна тихо напевать колыбельные, когда ей кажется, что я уже сплю. Она должна быть рядом — и она рядом. И будет рядом — всегда. В этом я уверен.
Она моя настолько, что чувствует наперед все, что я скажу и сделаю. Луна способна предугадать любое колебание моего настроения: она тихо уходит из комнаты, если я злой, или обнимает, если уставший. У нее ласковые глаза и добрые руки, способные быстро снять любую головную боль и убрать напряженность из плеч. Она всегда находит, о чем поговорить с Люциусом; она на короткой ноге с Драко, кажется, совсем забывшим, что поддевал ее когда-то; с Нарциссой Луна обсуждает ее садовые розы и теплицы, и, кажется, если бы Макнейр вдруг оказался у нас дома, Луна сумела бы довести его до слез раскаяния.
Луна постоянно целует и гладит мой шрам, оставленный осиновым колом. И всегда на глазах у нее — слезы.Когда она рядом, я не жду удара в спину — с ней я всегда в безопасности. Смешно, да? Я старше Луны почти вдвое, но именно она стала моей каменной стеной. Легко казаться страшным и злобным для студентов, мудрым и всемогущим для школьников, но для Луны я всегда был и остаюсь просто уставшим от предательств и боли человеком — по-своему слабым человеком. И я рад, что, приходя домой, я могу снять все свои маски и обнять женщину, которая просто и без затей любит меня.
* * *
Я устало отрываюсь от очередной контрольной. Неплохо. Очень неплохо. По сравнению со студентами, школьники куда более благодарная аудитория — средний уровень знаний у них выше. Еще бы — каждый урок они жадно ловят каждое мое слово, когда я показываю эксперименты, садятся за одну парту вчетвером, лишь бы поближе, а один раз устроили мне овацию после простейшего, на мой взгляд, опыта. Я тогда даже растерялся и поскорее ретировался в лаборантскую, где долго глупо улыбался, прежде чем снова сумел нацепить свой образ страшного и злого преподавателя и выйти к старшеклассникам. На моих уроках никогда нет отсутствующих, только по уважительным причинам, а однажды мне пришлось относить девочку на руках в медпункт, потому что она пришла с температурой под тридцать девять, лишь бы посмотреть, как я буду устраивать "вулканчик". Удивительные дети.
— Северус? — заглядывает в кабинет Луна. — У тебя телефон звонит.
Принимаю у Луны трубку, долго слушаю бесстрастный голос с той стороны, молча нажимаю "сброс" и набираю Люциуса.
— Мне нужна твоя помощь, — не здороваясь, выговариваю я. — Мне нужны врачи, лучшие из тех, кого ты можешь порекомендовать. Да. Нет, не я. Не Луна. Да, она. И что? Люциус, ты обязан помочь. Я прошу тебя. Как человека прошу! Да. Хорошо. Договорились. Жду звонка.
— Северус, что случилось? — встревоженно спрашивает Луна, когда я откладываю телефон деревянной рукой.
— Звонили из больницы, — голос у меня почему-то механический и странно спокойный. — Лили сбил мотоциклист. Она в коме. У нее перебит позвоночник. Она потеряла ребенка.
Луна прижимает руки ко рту и кидается к шкафу.
Конечно, мы поедем к ней, Луна. Конечно, с ней все будет хорошо. Нет, не надо срезать лилии в парнике, они еще толком не расцвели.
Моя добрая девочка.
* * *
К Лили нас пускают далеко не сразу, как я ни ломился к ней, как ни плакала Луна.
— В коме она, в реанимации, — объясняет медсестра, на ходу заполняя историю болезни с моих слов — так получилось, что у Лили не было с собой документов. — Не пустят, пока в себя не придет. Там под дверями уже двое сидят, трое — это уже толпа.
— Кто сидит? — подбираюсь я.
Неужели Джеймс очухался и прибежал вымаливать прощение?
— Так мальчонка, которого она спасла и парень ее.
Сердце ухает вниз — все-таки Джеймс. Ублюдок.
— Что за мальчик? — переспрашивает Луна.
Медсестра откладывает историю — по ее виду заметно, как сильно ей хочется посплетничать и как неохота идти выносить утки.
— Авария на самом пешеходном переходе и произошла! — делится женщина. — Да вы что, телевизор не смотрите?
— У нас его просто нет, — фыркаю я. — Дальше, пожалуйста!
— Как раз детдомовцы из музея шли, пятнадцать пар и один мальчик сзади. И эта девушка следом. А тут гонщик этот несется, дурная голова, на зеленый свет! Полисмены говорили, он даже не пытался затормозить. Так ваша Лили мальчишку в охапку схватила и собой закрыла, на себя удар приняла. Иначе его просто по асфальту бы размазало — тоже полисмены говорили.
Луне становится дурно. Она садится на диванчик, опускает голову, прикрывая волосами лицо, прижимает руки ко рту. Я вырываю у нерасторопной сестры флакончик нашатыря и сам привожу в чувство Луну, пока медработница продолжает болтать:
— Сидит теперь под дверью, на всех огрызается, кусается даже, вопит: "Пустите меня к маме!". Мама и мама. Воспитатели с ним сладить не могут, увести. Только того парня и слушается, он мальчика кормит иногда...
Кормит? Странные дела...
— В какой стороне реанимация? — поднимаюсь я. — Нет-нет, я не буду заходить. Посмотреть на "парня" хочу. Луна, пойдем.
Кормит, значит...
Да, я не ошибся — это не Джеймс. Трудно представить самовлюбленного сынка богачей, подкармливающего сироту-мальчишку у дверей реанимации, где лежит его бывшая девушка, потерявшая его ребенка. Это не Джеймс Поттер.
Луна узнает — и улыбается, протягивая руки:
— Лунатик!
— Привет, — нам навстречу поднимается парень с густой копной каштановых волос и странными глазами, заставившими меня невольно сравнить их с глазами Луны. — А я вот... Сижу. Здравствуйте, профессор.
— Ремус Люпин? — узнаю я. — Третий курс?
—Четвертый, сэр, — вежливо отзывается Люпин, смело и открыто глядя мне в лицо, даже немного с вызовом.
— Почему Лунатик?
— Хожу во сне, — серьезно отвечает Люпин. — Сэр, не смотрите на меня так, у меня с головой все в порядке. Просто раз в месяц, в полнолуние, я хожу во сне. На наши с Лили отношения это не повлияет.
— Вот здорово, ты все-таки решился! — радуется Луна непонятно чему.
Я хочу еще обо многом спросить Люпина, но в кармане пиликает телефон.
— Да, Люциус?
— Северус, ты лучше сядь, — советует мне друг с того конца. — Сел?
— Не волнуйся, падать не буду. Что там?
— Это была не просто авария, Северус. Это было покушение на убийство. И знаешь, кто заказчик? Джеймс Поттер. А исполнитель?
— Сириус Блэк, — медленно отвечаю я и кладу трубку.
Я уже все понял.
* * *
— Северус, я хочу нормальной еды, — жалуется Лили, с тоской глядя на исчезающую в ее вене иголку. — Толку от капельниц, если желудок поет песни умирающих дельфинов?
— Тебе нельзя, ты слабая, — твердо пресекаю я жалобы, умолчав, что оставил в машине мешок апельсинов — доктор строго запретил их передавать. — Тебя тут не обижают?
— Обижают, — дуется Лили. — Есть хочу! Требую мяса! Пирожков! Рем вчера весь вечер булочки за дверью грыз, я думала, с ума сойду. Еще и Томми таскает... Предатели...
Томми — так зовут мальчика, которого спасла Лили. Мы уже немного знакомы, несмотря на то, что ребенок действительно дикий — молчун, смотрит на всех, как на врагов, кажется, только тронь — забьется в угол и будет рвать зубами насмерть. Воспитательница, иногда приходящая проверить Томми, тоже не в восторге от мальчика — по ее словам, юный мистер Риддл с самого младенчества отличался от других: почти никогда не плакал, был всегда настороже, а подрастая, обнаружил в себе странную и недетскую жестокость. Покалечил котенка, детей-сверстников держал в страхе...И надо же — маленький маньяк окончательно и бесповоротно признал Лили мамой. Не отходит от нее ни на шаг, все время держит за руку, рисует ей картинки — правда, все еще густо-черной краской, но после меня ей не привыкать. С Ремусом отношения у них скорее конкурирующие, чем дружеские — мальчик ревнует Ремуса к "маме" и пару раз даже его кусал. Лили потом рассказывала, что Лунатик лишь чуть оскалился по-звериному, хищно показал свои зубы, и все — мальчишка перестал на него кидаться. Но за внимание "мамы" все еще бьется до конца, не зная пока, что Лили все уже решила.Она заберет Томми из детского дома. Вместо своего погибшего малыша.
Ремус тоже не отходит от Лили. Оказывается, он еще во время нашего с ней романа был страстно влюблен в рыжую Эванс, но не решился подойти, зная, что Лили — любовница сурового профессора Снейпа. Из-за нее он рассорился с Джеймсом, правда, ничуть теперь об этом не жалеет — Поттер оказался не просто мразью, а еще и убийцей. Надо же, он так не хотел иметь детей, что подговорил Блэка, своего закадычного друга, сбить Лили на мотоцикле. Все это рассказал в полиции Питер Петтигрю — вечно трясущийся человечек, напоминающий мне, да и не только мне — даже Луне! — крысенка. План был, правда, немного другой — напугать Лили до выкидыша. Но Блэк даже не мог представить, что Лили кинется спасать чужого ребенка такой ценой.
Врачи говорят, что Лили вряд ли сможет ходить, и что детей у нее больше никогда не будет. Опускают руки даже медики, которых прислал Люциус, которым можно доверять безоглядно и полностью. Ремус не унывает. Он хочет увезти Лили, а заодно и Томми, в дом своих родителей, доставшийся ему по наследству и стоящий пустым уже многие годы, жениться... Луна принесла ему пакетик луковиц лунных лилий, которые так любит Лили. Думаю, это будет приятным сюрпризом.
— Ты береги его, — однажды сказала Луне Лили, пристально посмотрев на нас, держащихся за руки даже у ее постели. — Он хоть и старый, но хороший.
— Это не он старый, — возразила тогда Луна. — Это я опоздала родиться.
Девушки переглянулись так, будто давно все поняли друг о друге. Так переглядываются старые друзья, а не соперницы.
Ремус Люпин тоже совсем не ревнует, когда я прихожу проведать Лили.
Сириус Блэк, конечно, будет сидеть. Люциус обещает, что Поттер сядет тоже, несмотря на всех своих адвокатов и все деньги маменьки и папеньки. В том, что Люциус постарается, я не сомневаюсь.
Мы возвращаемся домой. Я и Луна. Мы долго сидим в машине, подняв стекла от назойливого комарья и ночных мохнатых мотыльков. Луна опустила голову мне на плечо и задумчиво гладит по руке. Я думаю о том, что жизнь все-таки справедлива. И Лили, как ни прискорбно это осознавать, получила по заслугам. Но теперь у нее обязательно все будет хорошо — любящие супруг, сын, будет свой дом... И это хорошо, что девочки подружились: ведь я всегда буду повязан с Лили, хоть между нами уже ничего нет и никогда не будет. Такой опыт не забывается, и я по-своему благодарен ей: благодаря Лили я познакомился с Луной и теперь безоговорочно счастлив. И буду делать все, чтобы и Луна была счастлива со мной.
— Мы — птицы, Северус, — вдруг говорит Луна, не поднимая головы с моего плеча. — Мы с тобою птицы. Десять крыльев на троих.
Да, молчаливо соглашаюсь я. Именно птицы. Именно десять крыльев на троих.
В теплице медленно наливаются своей загадочной красотой тугие бутоны лунных лилий.
@темы: Лунные лилии